Блокада

Опубликованно 20.05.2019 17:40

"Женщина (Зина знала ее) отнесли в мою комнату детям погибших рабочих Путиловского завода (я уже писала, что дети часто умирали позже своих родителей, потому что родители дали им их хлеб), есть эти карточки, но... не кормят. Детей она была заперта. Исчерпан, дети не могли выбраться из постели; они лежали спокойно и умереть. Трупы их оставались здесь до начала следующего месяца, в то время как это было возможно для них, чтобы получить больше карт. Весной этого женщина отправилась в Архангельск. Это тоже была форма людоедства, но людоедство из худших". Еще из воспоминаний Дмитрия Лихачева (взято в ФБ Елена Захарова): "Этот ледовый путь называли Дорогой смерти (а вовсе не "дорогой жизни", так как листья называют после него наши писатели). Машины часто не в открытой воде (потому что за рулем ночью). Рассказывали, что одна мама сходит с ума: она ехала во второй машине, но сначала пошел к своим детям, и эта первая машина на ее глазах провалилась под лед. Ее машина быстро объехала полынью, где дети корчились под водой, и умчался дальше, не останавливаясь. Сколько людей умерло от голода, погибло, провалившись под лед, что заморозил или исчезли на этом пути! Один Бог знает! А. Н. Лозанова (адррес folklorista) умер на этой дороге муж. Она несла его в детский сани, как он не смог ходить. На другой стороне Ладожского озера, она оставила его на санках вместе с чемоданами и пошла получать хлеб. Когда она вернулась с хлебом, ни саней, ни мужа, ни чемоданов не было. Людей грабили, отнимали чемоданы недоедают, и их собственные спускали под лед. Разбойных нападений было очень много. На каждом шагу подлость и благородство, самопожертвование и полнейший эгоизм, воровство и честность. * Худшее было постепенное увольнение сотрудников. По постановлению Президиума на кончике нашего директора, П. И. Лебедева-Полянского, который жил в Москве и не представляют, что происходит в Ленинграде, было "сокращение штатов". Каждую неделю вывесили приказ об увольнении. Увольнение было страшно, это было равносильно смертному приговору: уволен потеряли свои карты, чтобы пойти на работу было невозможно. Для уволенных карт не допускается. Вымерли все этнографы. Сильно пострадал библиотекарей, умер много математиков — молодых и талантливых. Но зоологи сохранились: многие были в состоянии охотиться. * Директор Пушкинского дома не спускался. Его семья была эвакуирована, он перешел в институт и был обязан его кабинете, потом тарелку супа, порцию каши. В конце концов он заболел желудок, я попросил о признаки язвенной болезни и попросил ее вызвать врача. Пришел врач из Университетской клиники, войдя в комнату, где он лежал с раздутым животом, потянул носом отвратительно воздуха в помещении и нахмурился; уходя, врач возмущался и ругался: голодный врач был вызван к директору Переславская! * Зимой, мышь умерла от голода. В мороз, утром в тишине, когда мы уже по большей части лежали в своих постелях, мы слышали предсмертные судорожные мышь куда-то ехал в окна, а потом умереть: никаких крошек, она могла бы найти в нашей комнате. * В столовой кормили на специальные карты. Многие карты не получили... и приходили лизать тарелки. * Между тем, из Ленинграда, чтобы быстро экспортировать еду и не сделали ни одной попытки ее разогнать, как это сделали англичане в Лондоне. Немцы готовились к блокаде города, и мы должны сдаться немцам. Эвакуация продовольствия из Ленинграда прекратилась только тогда, когда немцы перерезали все железные дороги; это было в конце августа. Ленинград готовился к сдаче в другую сторону: они сожгли архивы. На улицах было летать пепел. * Город, между тем, была заполнена людьми в ней, бежали жителей пригородов, крестьяне бежали. Ленинград был окружен кольцом из крестьянских телег. Их не пустили в Ленинград. Крестьяне были стойбищ крупного рогатого скота, плачущих детей, которые стали мерзнуть в холодные ночи. Первый раз ходил к ним из Ленинграда на молоко и мясо: крупный рогатый скот резали. К концу 1941 года все эти крестьянские повозки были заморожены. Были заморожены и тех беженцев, которые были засунуты в школах и других общественных зданиях. Я помню один такой переполненный людьми дом на Лиговке. Наверное, никто не работает в это не знаю, сколько людей погибло здесь. Наконец, в первую очередь вымирают и те, кто прошли "внутренняя эвакуация" в южные районы города: они тоже были без одежды, без еды. Голодали те, кто не может получить карты, которые вырвались из пригородов и других городов. Они погибли первыми, они жили бок о бок на полу железнодорожных станций и школ. Так одна с двумя картами, никаких других карт. Эти беженцы без карты было не счесть, но люди с нескольких карт было много. * Был, действительно, отдал приказ эвакуировать детей. Вербовали женщин, которые должны были сопровождать детей. После ухода из города, инициатива была запрещена, сирота поезда добавил, желающих... Gозднее мы узнали, что многие дети были направлены в Новгород — навстречу немцам. Рассказал, как в Любани в сопровождении "дамы", захватив своих детей, скрылись, оставив детей других. Дети бродили голодные, плачут. Маленькие дети не могли назвать их имена, когда они кое-как собрали, и навсегда потерял родителей. * Некоторые голодают в буквальном смысле дополз до столовой, другие волокли вверх по лестнице на второй этаж, где помещались столовая, так как они подняться не могли. В-третьих, не могла закрыть рот, и из его открытого рта побежали слюни на одежду. * Администратор был на полу несколько человек, подобрав на улице. Они надели на руки и ноги грелки. Между тем, они просто должны были кормить, но кормить было нечем. Я спросил: Что будет с ними дальше? Я ответил: "они умрут". "Но мы не можем взять их в больницу?" "Не на чем, и кормить их там, до сих пор ничего. Кормить их нужно много, потому что они имеют сильную степень истощения". Медсестры оттащили трупы в подвале. Я помню, что один был молодым. Его лицо было черным: лица голодных было очень темно. Медсестра объяснила мне, что тянут тела вниз нужно, пока они еще теплые. Когда тело дрожит, ползали вши. * Уже в июле начал добровольно. /.../. Л. А. Плоткин, записал все, и добиться его освобождения по состоянию здоровья и зимой бежал из Ленинграда на самолете, зачислив за несколько часов до его ухода сотрудников института за его "хороший друг" — учитель английского языка и постановки на свой самолет на броне Института. Нам, "bellobration", поступил в институт отряды самообороны, дал нам охотничий дробовик и заставляли учиться линию перед отделом истории. Скоро и обучения перестала и люди устали, не пришел в класс и начал умирать "необученные". * Помню, как мы придумали два афериста. Я тоже лежала с детьми. В комнате было темно. Он зажег электрические батареи с лампочки фонарика. Пришли два молодых человека и стали быстро скороговоркой, чтобы спросить, "баккара, дезодоранты, камеры там?" Спросил И что-то еще. В конце концов то, что мы купили. Это было в феврале или марте. Они были ужасны, как и могильные черви. Мы все еще движемся в этом темном склепе, и они уже приготовили нам поесть. * Сложилась своего рода осаде и воровства. Мальчики, особенно, страдали от голода (подросткам нужно больше еды), кинулся на хлеб и сразу начинали его есть. Они не пытались бежать: лишь бы больше съесть, пока не отняли. Они поднимали воротники, ожидая побоев, упал на хлеб и ели, ели, ели. И подъезды домов были встречены с другими ворами и ослабили ограбили продукты, карты, паспорта. Это было особенно трудно для пожилых людей. Те, кто взял карточку, не смогла восстановить. Он был настолько слаб, что ничего не едят в течение дня или два, как они не могли ходить, и когда он перестал работать ногами — не было. Семьи были, как правило, не сразу умирают. Пока семья была, по крайней мере, тот, кто был в состоянии ходить и покупать хлеб, остальное, ВРУ, был еще жив. Но это последнее было достаточно, чтобы перестать ходить или где-то на улице на лестнице (это было особенно тяжело для тех, кто жил на верхних этажах), как это было в конце всей семьи. На улицах были трупы. Никто не поднял. Кто был мертв? Может быть, женщина все еще жив ребенок, который ее ждет в пустой холодной и темной квартире? Там было очень много женщин, которые кормили своих детей, лишая себя нужный кусок. Мать умерла первой, и rebnok остался один. Так умер наш коллега издательская деятельность — Г. О. Давидович. Она отдала ребенка. Она была найдена мертвой в своей комнате. Она лежала на кровати. Ребенок был с ней под одеялом, натягивая мать вокруг, пытаясь "проснуться". Несколько дней в комнате Давидович был ее "богатой" семьи... но не ребенка, а немногие оставшиеся у нее кольца и броши. Ребенок скончался позже в детском саду. * От лежащих на улицах трупов отрезали мягкие части. Началось людоедство! Первые трупы были раздеты, затем разрезают до кости, мяса на них почти не был обрезан и голые трупы было страшно. * Так съел один из сотрудников издательства Академии Наук СССР С. И. Вавилов. Она пошла за мясом (сказала ей адрес, где можно было выменять вещи на мясо) и не вернулся. Умер где-то вокруг богатый рынок. Она довольно хорошо выглядела. Мы боялись выводить детей на улицу даже днем. * Несмотря на отсутствие света, воды, радио, газеты, правительство "наблюдали". Был арестован Г. А. Гуковский. Под арест сделал его чем-то подписать1, а затем положить И. Б. Каплан, И. А. Никифоров. Арестован и В. М. Жирмунского. Жирмунского и Гука были вскоре освобождены, и они полетели на самолете. И Каплан умер в тюрьме от голода. Дома его жена умерла — дочь А. А. Шахматов. А. И. Никифоров был освобожден, но он был настолько истощен, что он умер только дома (и он был героем, добрые русские кровь с молоком, всегда купались зимой в проруби против биржи на Стрелке). 1 мне пришлось сказать, под следствие люди были вынуждены подписать то, что они никогда не говорил, не писал, не утверждал и того, что они думали, было прекрасно ничего не было. В то время, когда правительство готовится к сдаче Ленинград, простой разговор двух людей о том, что они должны делать, как спастись, если Ленинграда, оккупированных немцами, считалось чуть ли не изменой. * наш заместитель директора по хозяйственной части каналов (название вида!) прогнали всех, кто пытался успокоиться и умереть в Пушкинском доме: что не надо было мыть труп. Мы умирали, чтобы некоторые рабочие, дворники и уборщицы, которая была переведена на казарменное положение, отрывают от семьи, и теперь, когда многие не могли добраться до дома, они бросили умирать в тридцатиградусный мороз. Каналов держать глаз вне для тех, кто слаб. Никто не умер в Пушкинском Доме. Один из уборщиков был еще достаточно сильным, и она взяла карту от смерти к себе и Каилуа. Я был в офисе Каилуа. Часть умирающего работника (Камилов и Уборщица подумала, что ему не придется вставать с постели), он выглядел ужасно (его рта побежала слюна, глаза вылезли, вылезли и зубы). Он появился в дверях Каилуа, как призрак, как полуразложившийся труп глухих и произнес только одно слово: "карта!" Каналов сразу и не поймешь, что он говорит, но когда он понял, что он просит отдать ему карты, страшно рассвирепел, отругал его и толкнул. Он упал. Что произошло дальше, я не помню. Должно быть, и ее вытолкали. Сейчас каналов работает в Саратове, кажется, член городского совета, в "держит позицию". * власть в городе обрадовали: вместо старых истощенных милиционеров на дороге смерти отправлен новый здоровый. Сказали из Вологодской области. * Я думаю, что реальная жизнь-это голод, все остальное Мираж. В голод люди показали себя, раздели, освободились от всяческой мишуры: одни оказались замечательные, невиданные герои, другие-злодеи, мерзавцы, убийцы, людоеды. Не было никакого компромисса. Модзалевский уехал из Ленинграда, оставив умирающую девушку в больницу. Они спасли жизни других детей. Эйхенбаум кормили одну из дочерей, а иначе как бы умер. Салтыков весной, покидая Ленинград, оставили на перроне Финляндского вокзала свою мать привязанной к саням, так как он пропустил саннадзаро. Слева умирающих: матерей, отцов, жен, детей; перестал кормить этих "бесполезно" было кормить, выбирали, кого из детей спасать; оставили в больнице, в больнице, на платформе, в промерзших квартирах, спасать себя; ограбили мертвый у них золотые вещи, вырывали золотые зубы, отрезали пальцы, чтобы снять обручальное кольцо с умершего мужа или жены; раздевали трупы на улице, чтобы забрать теплые вещи для жизни; отрезали остатки иссохшей кожи на трупах, чтобы сварить из нее суп для детей, мы были готовы отрезать мясо для детей; оставлять — молчала, писала дневники и отмечает, что после того, как кто-то узнал о том, как погибли миллионы. Это страшно вновь начались обстрелы и налеты немецкой авиации? Кого они могут напугать? ФРС не было. Только умирающий от голода живет настоящей жизнью, может совершить величайшую подлость и величайшее самопожертвование, не боясь смерти. И мозг умирает последним: тогда, когда умерла совесть, страх, способность двигаться, чувствовать, какой и когда он умер, эгоизм, чувство самосохранения, трусость, боль других. Правда о ленинградской блокаде никогда не будет напечатана".

Категория: Интернет